Неточные совпадения
Но прошла неделя, другая, третья, и в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости,
заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь
книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним
о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца не было ни слова
о книге.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта
книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему
о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет
заговаривать о Евангелии и навязывать ему
книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не
заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему
книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.
— Как ты назвал писателя
о слепых? Метерлинк? Достань мне эту
книгу. Нет — как удивительно, что ты именно сегодня
заговорил о самом главном!
Механик, инженер не побоится упрека в незнании политической экономии: он никогда не прочел ни одной
книги по этой части; не
заговаривайте с ним и
о естественных науках, ни
о чем, кроме инженерной части, — он покажется так жалко ограничен… а между тем под этою ограниченностью кроется иногда огромный талант и всегда сильный ум, но ум, весь ушедший в механику.
Напрасно в продолжение получаса молодые люди молчали, напрасно
заговаривали о предметах, совершенно чуждых для капитана: он не трогался с места и продолжал смотреть в
книгу.
Егор Егорыч, конечно, ни одним звуком не позволял себе спросить Сусанну
о посланных ей
книгах и
о том, какое впечатление она почерпнула из них; но Сусанна, впрочем, сама
заговорила об этом.
Поход Ахиллы в губернский город все день ото дня откладывался: дьякон присутствовал при поверке ризницы,
книг и церковных сумм, и все это молча и негодуя бог весть на что. На его горе, ему не к чему даже было придраться. Но вот Грацианский
заговорил о необходимости поставить над могилой Туберозова маленький памятник.
В тёмной, прохладной лавке, до потолка туго набитой красным товаром, сидела Марья с
книгой в руке. Поздоровались, и Кожемякин сразу
заговорил о Никоне устало, смущённо. В тёмных глазах женщины вспыхнула на секунду улыбка, потом Марья прищурилась, поджала губы и
заговорила решительно...
Заговорил же я
о лице и волосах Орлова потому только, что в его наружности было нечто,
о чем стоит упомянуть, а именно: когда Орлов брался за газету или
книгу, какая бы она ни была, или же встречался с людьми, кто бы они ни были, то глаза его начинали иронически улыбаться и все лицо принимало выражение легкой, незлой насмешки.
— Максим здесь? Хочешь ко мне эсаулом? — прервав свою песню,
заговорил он, протягивая мне руку. — Я, брат, совсем готов… Набрал шайку себе… вот она… Потом еще будут люди… Найдем! Это н-ничего! Пилу и Сысойку призовем… И будем их каждый день кашей кормить и говядиной… хорошо? Идешь? Возьми с собой
книги… будешь читать про Стеньку и про других… Друг! Ах и тошно мне, тошно мне… то-ошно-о!..
Раз она, не зная,
о чем бы с ним
заговорить, попросила его дать ей какую-нибудь
книгу читать.
— Ничего,
книга хорошая, — сказал Федор, но в его тоне слышалось полное осуждение
книги; он говорил
о ней так же, как отзывался раньше
о тех, которые помогают «провести время»; вслед за тем он неожиданно
заговорил о другом предмете...
Во время той же беседы,
о которой я рассказывал, Толстой
заговорил о присланной ему Мечниковым
книге его «Essai de la philosophie optimiste». С негодованием и насмешкой он говорил
о книге,
о «невежестве», проявляемом в ней Мечниковым.
Потом Толстой
заговорил о присланной ему Мечниковым
книге «Essai de la philosophie optimiste». [«Этюды оптимизма» (франц.)] С негодованием и насмешкою он говорил
о книге,
о «невежестве», проявляемом в ней Мечниковым.
Таковы были речи Корнилы Егорыча. А учился за медну полтину у приходского дьячка, выезжал из своего городка только к Макарью на ярмонку, да будучи городским головой, раза два в губернский город — ко властям на поклон. Кроме Псалтиря, Четьи-Минеи да «Московских Ведомостей» сроду ничего не читывал, а говорил, ровно
книга… Человек бывалый. Природный, светлый ум брал свое.
Заговорили о развитии торговли и промышленности.